Продавцы магазина, в котором были приобретены две сумочки, сразу же сообщили нам об этом, и стало ясно, что ты задумал. Библиотеку специально освободили от посетителей, а библиотекарю было велено заниматься своими делами. В Святилище намеренно запустили меньше половины обычного числа Братьев. Единственный Брат, который заговорил с вами от себя, безо всякого умысла, чуть было не упустил вас, но как только понял, с кем разговаривает, поспешил отойти в сторону. А потом вы попали сюда.
Теперь тебе должно быть ясно, что ты сам хотел попасть сюда. Мы тебя сюда не заманивали. Ты хотел попасть сюда и попал, и поэтому я снова задаю тебе вопрос: зачем?
На этот раз ответила Дорс. Голос ее был тверд, взгляд – исполнен упрямства.
– Мы повторяем еще раз, микогенец. Мы ученые, знания для нас – превыше всего, только их мы и искали. Да: вы нас сюда не заманивали, но и не отпугнули. Это вы могли легко сделать до того, как мы приблизились к этому зданию. Вы, можно сказать, вымостили для нас дорогу сюда – разве это нельзя посчитать приманкой? Ну а какой вред мы принесли, что дурного сделали? В здании мы ни к чему пальцем не прикоснулись. Ни вас, ни вот этого не тронули… – И она показала на робота, – Вы храните здесь эту груду бесполезного, мертвого металла, и теперь мы знаем, что ваш робот мертв. Вот и все, что нам нужно. Мы думали, что все гораздо интереснее, и разочаровались, но теперь, когда узнали то, что хотели узнать, мы уйдем. Уйдем отсюда и, если вам так хочется, из Микогена вообще.
Протуберанец Четырнадцатый слушал то, что говорила Дорс, холодно и бесстрастно, и когда она умолкла, обратился не к ней, а к Селдону.
– Этот робот, которого вы видите, – символ. Символ всего, что мы утратили, всего, чего у нас больше нет. Всего, о чем мы не забыли на протяжения многих тысячелетий. Всего, к чему мы надеемся вернуться в один прекрасный день. Он – это все, что у нас осталось от Утраченного Мира материального и духовного, и он дорог нам, а для твоей женщины он – всего лишь «груда бесполезного металла». Ты тоже такого мнения, варвар Селдон?
Селдон сказал:
– Видите ли, мы – члены сообщества, которое не так сильно привязано к далекому прошлому. Мы живем в настоящем, которое считаем продуктом всего нашего прошлого, а не какого-то промежутка времени. Умом мы понимаем, что для вас может означать этот робот, и не имеем ничего против этого. Но мы способны смотреть на него лишь так, как умеем – своими глазами, а вы – только своими. Для нас он действительно – груда бесполезного железа.
– А теперь, – объявила Дорс, – мы пойдем.
– Нет, не пойдете, – покачал головой Протуберанец Четырнадцатый. – Явившись сюда, вы совершили преступление. «Это – преступление только в ваших глазах» – вы, конечно, скажете так. – Губы его скривились в холодной усмешке. – Однако это наша территория, и здесь нам решать, преступление это или нет. И это преступление по нашим законам наказуется смертной казнью.
– И вы собираетесь пристрелить нас? – насмешливо спросила Дорс.
Протуберанец Четырнадцатый вздохнул и опять ответил не ей, а Селдону.
– Кем ты нас считаешь, варвар Селдон? Наша культура такая же древняя, как ваша. Она такая же сложная, такая же цивилизованная, такая же гуманная. Я невооружен. Вас будут судить, и когда приговорят, казнят по закону – быстро и безболезненно.
Если вы решите бежать сейчас, я не стану вас задерживать, но внизу много Братьев, гораздо больше, чем было тогда, когда вы только вошли в Святилище, и они так разъярены и возмущены вашим деянием, что могут вас разорвать в клочья. В нашей истории бывали случаи, когда варвары умирали ужасной смертью, совсем не безболезненной.
– Нас уже предупредили, – усмехнулась Дорс. – Молния Второй. Такая, значит, у вас сложная, цивилизованная, гуманная культура.
– Люди могут ожесточиться в минуту эмоционального напряжения, варвар Селдон, – упрямо обращаясь к Селдону, заявил Протуберанец Четырнадцатый. – Любые люди, как бы ни были они спокойны и выдержанны от природы. Такое возможно для представителей любой культуры, и это должно быть известно твоей женщине, которая утверждает, что она историк.
– Давайте будем благоразумны, Протуберанец Четырнадцатый, – предложил Селдон. – В Микогене свои законы – это мы понимаем. Но мы – не граждане Микогена, мы подданные Империи, и если уж кто может нас судить, так это представители закона Империи.
– Может быть, оно так и есть теоретически, – покачал головой Протуберанец Четырнадцатый. – На бумаге, на экранах головизоров, но мы сейчас не о теории говорим. Верховный Старейшина наказывал и наказывает святотатственные преступления, не спрашивая на то разрешения у Императора.
– Это если преступники – граждане Микогена, – не соглашался Селдон, – С иноземцами все должно обстоять иначе.
– Сомневаюсь. Варвар Челвик представил мне вас, как беженцев, людей, спасающихся от имперских властей. Не думайте, мы не так глупы, чтобы не понять, от кого вы спасаетесь. Так, может, Император нам еще и спасибо скажет за то, что мы сделали за него его работу?
– Не скажет, – покачал головой Селдон. – Поймите, если бы мы были людьми, спрятавшимися здесь от имперских властей, которым мы нужны только для того, чтобы наказать нас, они бы до сих пор за нами гонялись. Мы бы им до сих пор были нужны. Отдать нас вам на растерзание – нас, немикогенцев, без имперского суда и следствия – это сильно пошатнуло бы авторитет Императора, и он не позволил бы такому прецеденту случиться. Как бы сильно он ни был заинтересован в приобретении продукции ваших микроферм, он все равно поймет, что в таком случае он обязан держать марку Империи. Неужели вам до такой степени хочется нас убить, что вы даже не задумываетесь о том, что, если вы сделаете это, вашу границу тут же пересечет имперская армия и ваши фермы и жилища будут растоптаны, ваше Святилище будет стерто с лица земли, а Сестры опорочены солдафонами? Подумайте хорошенько.